Движение за захват и защиту лесов в Германии

:

Тактика, стратегия и культура сопротивления

Categories:
Localizations:

Как помешать вырубке леса ради разработки угольного месторождения, прокладки дороги или строительства торгового центра? В Германии люди селятся на участках леса, которые облюбовали корпорации. Они строят дома и платформы на деревьях, не только дежурят там, но и живут, подготавливая подрывные акции. Некоторые из захваченных мест получают статус известных поселений, куда стремятся туристы.

Движение за сохранение лесов через подобные захваты добилось значительных успехов. Оно наследует эффективному движению сопротивления против cухих хранилищ отработанного ядерного топлива и питает свои силы в гражданских инициативах на местах: во Fridays for Future, в массовых протестах Ende Gelände и в активистских группах и индивидуумах, практикующих саботаж.

Публикуем детальный обзор движения и анализ его тактик и стратегии, произведенный старой доброй децентрализованной сетью CrimethInk. — повстанческим альянсом, привержен_ками анонимного коллективного действия.

перевод: ииван кочедыжников, Taste the waste
редактура: саша мишугина

иллюстрация: ииван кочедыжников


Разработка бурого угля, скоростные автомагистрали, добыча гравия, автостоянки, известковые карьеры и конфетные фабрики — у всего этого есть кое-что общее, возможно не совсем очевидное на первый взгляд: чтобы освободить для них место, капиталистам необходимо вырубать леса. И все же по всей Германии люди мобилизуются, чтобы вырубки пресекать. За последнее десятилетие местные жител_ницы стали чаще захватывать леса, проводить акции в их защиту. Движение разрослось настолько, что сегодня стало возможным обрисовать цельную его картину.

Красный текст в нашем отчете — из книги Ханны Поддиг Klimakämpfe—Wir sind die fucking Zukunft [«Борьба за климат: мы и есть чертово будущее»], адаптированный.

Вместе против мегамашины: фотография 2014 года, за год до начала массовых акций Ende Gelände небольшая группа людей направляется прервать работу одного из массивных экскаваторов на угольной шахте. Если небольшие группы людей продолжают экспериментировать с различными тактиками даже при минимальных шансах на успех, то их действия могут лечь в основу массовых акций и побед.

По всей Германии

26 февраля 2021 года люди заняли лес Альтдорфер-Вальд под Равенсбургом. Разработка гравийного карьера угрожает существованию леса. И некоторые активист_ки, которые ранее строили климатические лагеря и дома на деревьях в центре Равенсбурга, решили поселиться в лесу, чтобы защищать его. На сегодняшний момент выселение этому захвату не грозит.

В день захвата под Равенсбургом на другом конце Германии полиция начала выселять занятый активист_ками внутригородской лес. Во Фленсбурге в октябре 2020 года люди начали строить дома и платформы на деревьях, чтобы спасать лес от вырубки, предпринятой ради постройки гостиницы и парковки. За несколько дней до окончания законного сезона рубки инвесторы послали хладнокровных наемников с бензопилами, чтобы те атаковали деревья, несмотря на риск для жизни и здоровья активисто_к. Городские власти вознаградили неправомерные действия инвесторов, приказав полиции атаковать и выселить защитни_ц в тот момент, когда Фленсбург был одним из очагов мутации COVID-19 в Германии.

К слову о пандемии, партия «зеленых» в Гессене потеряла поддержку даже среди представител_ниц среднего класса, поскольку они не только выступили за новую скоростную трассу A-49 — и, как следствие, за большие вырубки в лесах Данненредер, Герренвальд и Маульбахер-Вальд — но и инициировали выселение, которое продолжалось несколько недель в ноябре 2020 года, несмотря на то, что этот регион был очагом COVID-19. Захват этих лесов начался в 2019 году, и некоторые протестующие до сих пор остаются поблизости, поскольку шоссе еще не построено, хотя деревья для будущей трассы вырубили. Одну из самых зрелищных акций здесь провели, воздвигнув 300-метровую навесную растяжку, соединившую Данни и Герри [Данненредер и Герренвальд — прим. ttw].

К удивлению многих участни_ц еще один захват увенчался успехом: 21 февраля недалеко от Галле (Вестфален) демонстрант_ки заняли лес Штайнхаузенер, на территорию которого собралась расширяться конфетная фабрика Storck. Менее чем через неделю, пока защитни_цы ожидали выселения, компания решила изменить планы. По крайней мере, в настоящее время лес находится в безопасности.

В Вуппертале, в Остерхольце, пять гектаров леса находятся под угрозой исчезновения из-за известкового карьера: компания Kalkwerke Oetelshofen намерена складывать выкопанную землю на территорию, где растут деревья. Люди занимают это место с августа 2019 года. Как и везде, капиталисты, получающие прибыль от уничтожения лесов, стремятся выдать свою пропаганду за «объективную дискуссию», жалуются на «клевету» и подчеркивают, что их бизнес имеет системную важность. Действительно, любой капиталистический бизнес имеет системное значение, но поскольку сама система является корнем проблемы, этот аргумент не кажется убедительным тем, кто хочет ее изменить. В любом случае, в настоящее время рубить лес не позволяют.

В Вильгельмсбурге, в Гамбурге, в лесу под названием WiWa (Wilder Wald, «дикий лес»), люди начали строить дома на деревьях, потому что город объявил эту территорию потенциальной областью для развития [англ. potential development area]. Активист_ки в лесу развивали строительство платформ на деревьях — но это, видимо, не то развитие, которое ценится политиками.

Люди поддерживают захват лесов и в двух деревнях Рейнланда: им угрожает добыча бурого угля. Захват в Кейенберге начался в сентябре 2020 года, а в Лютцерате — 16 января 2021 года. Сопротивление там тесно связано с людьми, пытающимися спасти деревни: они занимают дома, которые угольная компания RWE хочет разрушить, или сквотируют строительную технику [то есть приковывают себя цепями, забираются и закрываются в кабинах, в немецком варианте статьи ‘erklettern’ — взбираться, влезать. — прим. ttw].

Наконец, продолжает существовать самый известный из всех защитных лесных захватов — в Хамбахском лесу. Первое сквотирование произошло в 2012 году, выселение и повторный захват происходили несколько раз. В январе 2020 года политики решили, что Хамби не будут полностью уничтожать — после того, как большая его часть уже была уничтожена, — но лес все еще занимают. Недавно несколько людей из числа жителей Хамби опубликовали пятый номер двуязычного зина Shitbarricade.

Хамбахский лес.

Для тех, кто любит путешествовать по миру, отметим, что захваченные леса есть в Польше, Швейцарии и Франции, борьба также идет в Швеции и Бельгии. Все эти действия объединены в сеть с лагерями в Германии. Но более подробное рассмотрение вопросов организации международной сети вышло бы за рамки данной статьи.


Распространяя семена. Укореняясь.

Захваты лесов, похоже, распространяются по всей Германии. В Хамбахском лесу, который уничтожается, чтобы освободить место для корпоративной добычи бурого угля, в зените захватов перед выселением в 2018 году защитни_цы леса построили более 70 домов на деревьях. В лес приходили семьями, чтобы вместе строить баррикады. В Данненредере, где застройщики прорубили просеку для шоссе, протестующие построили более 500 баррикад, домов на деревьях и других сооружений за 2019-2020 годы. Выселение в Данни заняло более двух месяцев, каждый день в нем участвовало до 2000 полицейских, более 2000 обвинений было выдвинуто против активисто_к.

В чем причина таких протестов? Пятнадцать лет назад мало кто лазал по деревьям, чтобы спасать леса, привлекать внимание к расширению аэропортов или добыче бурого угля и противостоять разрушительной силе капитализма. Сегодня сотни людей участвуют в борьбе в Хамбахском лесу, в лесу Данненредер и даже в некоторых крошечных внутригородских лесах.

Хамбахский лес. .


В 2003 году мне довелось побывать в Лакоме, небольшой лужичанской деревне недалеко от Котбуса. Жители были переселены еще во времена ГДР, но снос домов был отложен из-за объединения, и художни_цы решили возродить это место. Были созданы амбар культуры и «вагенплац» [захваченный трейлерный парк]. Некоторые дома были заняты. Я ночевала в вагончике, участвовала в захвате деревьев, совершала прогулки по тому, что осталось от деревни. Проходя мимо деревянных скульптур сопротивления, разрушенных домов и полуразрушенных ванных комнат, я начала понимать, что безжалостное вытеснение национальных меньшинств ради добычи ресурсов происходит не где-то далеко, а прямо здесь.

Спустя годы я узнала, что в ГДР даже существовала детская песенка про уголь — Ofenlied, печная песенка: «Доброе утро, дорогая печка, мы так замерзли. // Поэтому топи дорогая печка, чтобы мы больше не замерзали. // У меня нет угля, я сам замерз. // Попроси угля у рабочего, в долине за лесом. // Доброе утро, дорогой рабочий, из долины за лесом. // Дай нам угля, потому что мы замерзаем, а печка холодная. // У меня нет угля, мои ведра пусты, попроси у земли уголь в шахте, черный и тяжелый. // Доброе утро, дорогая земля, в шахте черной и тяжелой. // Дай нам угля, ведь мы замерзаем, а ведра пусты. // Просто возьми, говорит земля, приведи рабочего. // Растопите огонь в печи, тогда вы больше не замерзнете».

Но добыча угля была и остается глубоко укорененной в культуру в Западной Германии. Фанаты дортмундской «Боруссии» на стадионе и хоры мальчиков и сегодня поют Steigerlied («песню шахтеров»), а многие семьи с гордостью рассказывают о своих родственниках, которые трудились или даже погибли при добыче каменного или бурого угля. Поэтапный отказ от этого ресурса — не только техническая проблема и необходимость климатической политики, но также и вопрос, требующий культурного переосмысления.

Захват «Герри» ради отмены шоссе A49.

Почему защита леса? Почему сейчас?

Почему в Германии так много людей занимаются защитой лесов?

Это не научные знания об изменении климата.

Римский клуб опубликовал книгу «Пределы роста» в 1972 году. С тех пор постоянно звучат настоятельные призывы ученых к изменениям.

Это не провал политики.

Некоторые из тех, кто участвует сегодня в борьбе, говорят, что присоединились к ней из-за провала политики. Безусловно, фактическая неудача реформистской политики является веской причиной для поиска более эффективных и результативных стратегий. Но политики всегда не выполняли своих обещаний — в этом нет ничего нового. Очевиден ли провал политики сегодня в большей степени, чем в прошлом?

Скорее, изменился дискурс, что и сделало провал политики очевидным.

Кто изменил дискурс?

Без сомнения, такое изменение дискурса — явление положительное. Особенно на фоне многих других, вроде распространения правых взглядов и тенденций к антисемитизму. И дело не только в повышении осведомленности о климатических или экологических проблемах, но и в том, что начали распространяться эмансипаторные идеи, такие как идея об эффективности и допустимости прямого действия для изменения общества.

Кто изменил этот дискурс? Активист_ки, выступающие в ток-шоу на телевидении? Поджоги кабелей, ведущих к угольным шахтам? Fridays for Future? Массовые протесты Ende Gelände на угольных шахтах? Саботаж на железнодорожных путях, ведущих к угольным электростанциям? Неправительственные организации? Местные инициативы? Первые активист_ки — те, кто верил в прямое действие в борьбе с вроде бы неодолимыми препятствиями? Все это вместе?

Давайте разберемся.

Местная инициатива BI Bahnhofsviertel, поддерживающая захват во Фленсбурге.

Местные инициативы

Местные инициативы создаются людьми, на которых непосредственно влияет то, против чего они протестуют. Поэтому такие инициативы — важнейший элемент успеха больших движений. Местный опыт и непрерывная работа на протяжении многих лет и десятилетий не могут быть обеспечены ни активистскими группами, ни ориентированными на работу в масштабах страны НПО. Bürgerinitiativen («гражданские инициативы», BI) незаменимы для укоренения сопротивления в регионах. На этапах малого интереса они часто единственные, кто работает над проблемой годами. Когда возникают вопросы, крупные НПО часто полагаются на знания таких инициатив — при этом, к сожалению, редко оценивая их работу должным образом. И все же про BI часто забывают, потому что они не всегда оказываются в центре внимания на активных этапах, когда много всего происходит.

Например, Buirers for Buir регулярно организуют акции «красной линии», в ходе которых они образуют символические красные линии между открытым карьером Хамбах и находящимся под угрозой лесом с помощью красных транспарантов, флагов и футболок. Они показывают фильмы и проводят образовательные мероприятия, участвуют в митингах и шествиях, а также в союзах против сноса новых деревень ради добычи угля. Это может показаться незначительным, но это важно — особенно в наше стремительное время — что некоторые люди постоянно мобилизуются вокруг возникающих проблем.

Fridays for Future

В декабре 2018 года, через три с половиной месяца после того, как Грета Тунберг начала бастовать в Стокгольме, первые акции со ссылкой на нее произошли в Германии. Всего два месяца спустя региональные группы в более чем 150 городах по всей Германии начали организовывать школьные забастовки по пятницам. 15 марта 2019 года около 300 000 человек приняли участие в акциях в более чем 200 городах по всей стране; к лету 2019 года это число выросло еще больше: акции прошли более чем в 500 городах.

Замечательно, что так много студенто_к организуют акции с такой целеустремленностью и настойчивостью. Их большая заслуга в том, что они внесли дебаты о климатической политике в общественную повестку дня. Ангела Меркель ответила на это прозрачно лживой стратегией: притворяясь, что принимает протесты. «Очень хорошая инициатива», — сказала она, заявив, что «очень поддерживает школьников и школьниц, вышедших на улицы и борющихся за защиту климата», и что протесты «определенно заставили федеральное правительство ускориться».

Fridays for Future.

Протесты Fridays for Future неоднородны. Если в одних местах участни_цы выражают солидарность с занятием Хамбахского леса и критически настроены по отношению к политике, основанной на требованиях, то в других местах они позволяют мэрам выступать на своих демонстрациях или садятся с политиками за круглые столы.

Якоб Блазель, один из пресс-секретарей немецкого отделения Fridays for Future, рассказывает, как он отправился в офис Петера Альтмайера, министра экономики и энергетики Германии. Он знал, что Альтмайер пригласил демонстранто_к прийти во двор министерства, чтобы использовать все это как пиар-акцию. Поэтому вместо того, чтобы дать Альтмайеру возможность поговорить с бастующими, они объявили, что студент_ки хотят объяснить министру, за что они борются. Представители Fridays for Future провели беседу в его кабинете, которая длилась около получаса, после чего секретариат министра выразил надежду, что Альтмайеру обязательно разрешат выступить на демонстрации. Забастовщи_цы отказались. Альтмайер все же выступил, его освистали, заглушили и прогнали, сказав, чтобы он шел в министерство и занимался своей работой там. Фотография разговора в его кабинете успела попасть во многие медиа. Хотя Блазель подчеркивает, что Альтмайер, очевидно, «не понял послания», он, тем не менее, высказывается с гордостью о разговоре с министром.

Якоб Блазель из Fridays for Future в гостях у Петера Альтмайера, министра экономики и энергетики Германии.

Отношения между Fridays for Future и политическим классом неоднозначны. FFF выдвигают требования, обосновывая это тем, что политика нуждается в четкой программе действий. Хотя участники часто называют политиков частью проблемы, многие требования обращены именно к ним. Участни_ки обвиняют политиков в неудаче, но в то же время предполагают — иногда явно, иногда неявно — что эта неудача связана с недостатком информации. Я считаю последнее наивным принятием желаемого за действительное. Если бы деструктивное поведение объяснялось просто недостатком информации, мы бы обнаружили прискорбно мало информированных людей на высоких политических постах. В этом случае одного лишь образования было бы достаточно для решения любых проблем.

Но лиц, принимающих решения, нельзя назвать неосведомленными. Скорее, как бы это ни было немыслимо для некоторых, они осознанно и сознательно делают выбор в пользу краткосрочной прибыли, полностью понимая последствия. Они делают так просто потому, что это выгодно для их карьеры — короче говоря, из чистого эгоизма.

Помимо риска присвоения внешними акторами, другой большой опасностью для FFF является внутренний курс на примирение. Если вначале выдвигались более радикальные требования, то в середине 2019 года я прочитала на сайте fridaysforfuture.de, что, по их мнению, Германия должна отказаться от угля к 2030 году. Печально, как быстро требования смягчились якобы из-за потребностей реальной политики. Конечно, это не должно удивлять, при том, что одна из представительниц FFF активна в рядах партии «зеленых». К счастью, однако, это вызвало внутренние разногласия, и сейчас ее обвиняют в культе личности и карьеризме.

Массовые протесты: Ende Gelände

Ende Gelände («Здесь — и не далее») — сначала объединяющий лозунг, а затем и название союза различных групп. Это словосочетание быстро стало фирменным знаком для ассоциации инициатив и индивидуумов, способных проводить очень специфические массовые акции. Это, несомненно, впечатляющий образ: тысячи людей, одетых в противопылевые маски и белые малярные костюмы, входят в огромные открытые шахты и блокируют работу землекопов. Их присутствие парализует процесс, делая невозможным продолжение раскопки. В то же время в других местах так же много людей блокирует рельсы, по которым уголь перевозится из шахты на электростанцию. Поскольку электростанция не имеет достаточных запасов, она вынуждена сократить свою мощность.

Ende Gelände.

Ende Gelände организует массовые акции с 2015 года, в основном в рейнском районе добычи бурого угля. Уже в первый год в них участвовало около тысячи активисто_к. Летом 2019 года, по их собственным данным, в блокадах и попытках блокады приняли участие до шести тысяч человек.

Ende Gelände — это партисипативная акция, явно предназначенная для того, чтобы в ней могли принять участие люди с небольшим или нулевым опытом. За несколько дней до начала акции люди объединяются в аффинити-группы, чтобы в процессе была возможность присматривать друг за другом. Они инсценируют прорывы сквозь полицейские ограждения и тренируются смывать перцовый аэрозоль с глаз. Набивают соломой мешки-подстилки для сидения на жестких рельсах. В день акции атмосфера наполнена ожиданиями, решимостью, страхом — или, по крайней мере, уважением — и оглушительными скандированиями. Многие люди и группы приезжают на акции из других стран. Все обмениваются опытом, проходят дебаты.

При подготовке акций Ende Gelände разрабатывают Aktionskonsens («Консенсус действий»), описывающий предполагаемые рамки действий. Как правило, консенсус включает в себя обязательство открыто объявлять о массовых акциях и определенное предписанное поведение.

В 2019 году была задана следующая рамка:

«Мы будем вести себя спокойно и вежливо, мы не станем подвергать опасности ни одного человека. Мы будем блокировать и захватывать объекты только собственными телами. Цель — не в том, чтобы разрушить или повредить инфраструктуру. Нас не будут сдерживать структурные препятствия. Мы пройдем сквозь полицию или охрану предприятия или обойдем их. Наша акция будет олицетворением разнообразия, творчества и открытости. Наша акция не направлена против работников RWE, компаний, работающих по заказу RWE, или полиции. Безопасность участвующих активисто_к, работни_ц и всех вовлеченных лиц является нашим главным приоритетом. Мы хорошо готовимся к тому, чтобы безопасно добираться к местам наших акций».

Ende Gelände радует уверенной критикой существующей экономической системы, заявляя в интернете: «Без отказа от окаменелого капитализма невозможна ни серьезная борьба с климатическим кризисом, ни глобальная социальная справедливость. Необходима глубокая социально-экологическая трансформация для достижения хорошей жизни для всех».

Ende Gelände работает над изменением дискурса в целом, то есть того, что можно говорить и думать. Именно в этом и заключается большая заслуга движения.

И все же, после проведенных на выходных акций я не только потрясена тем, как много людей готовы идти на личный риск, но и озадачена. Я спрашиваю себя, не приводит ли конвейерный формат действий к тому, что люди просто слепо потребляют эту модель, не осознавая себя как созидательный элемент акции. Мне интересно, в какой степени люди воспринимают акцию как согласованный консенсус участн_ц. Возможно, многие воспринимают ее только как нечто неизменное, внешнее по отношению к себе.

Ende Gelände.

На мой взгляд, движение не является особенно мощным, если оно делает одно и то же снова и снова почти как по традиции. Лучше быть непредсказуемым, неисчислимым, неконтролируемым. Именно этого не хватает Ende Gelände. Хотя важно предложить определенную безопасность новым активист_кам, но ритуализированные и предсказуемые события в конечном итоге станут политически мертвыми, как внутри, так и снаружи, и, следовательно, бессмысленными.

Гамбургское антиядерное бюро так оценивает Ende Gelände в своей статье:

«Для выживания движению необходимо серьезнее относиться к себе и своим целям. Чтобы решить проблему работы угольных электростанций путем прямого вмешательства, нельзя ограничиваться передачей образов этого проекта в медиа. Необходимо попытаться его действительно воплотить.

Мы серьезно настроены на закрытие угольных электростанций, которое казалось очень реальным в те моменты, когда не просто происходило ›здесь — и не далее‹ (›Ende Gelände‹) в заранее определенном месте, а когда люди в акции брали все в свои руки, порывали со структурой кампании и самостоятельно ›сходили с рельсов‹. В этот момент мощь движения становится непосредственно видимой. Люди серьезно ставили своей целью остановить электростанцию, и поэтому смогли найти место, где операторы наиболее явно реагировали на их действия. Это никак не могло быть спланировано кампанией. Вопли ярости полиции, операторов и политиков, вызванные этой решимостью, ясно показывают, что после двух дней охвата [т.е. окружения станции без фактического влияния на ее функционирование] мы наконец нашли точку давления, задевшую наших политических процессуальных противников.

Благословение и проклятие кампаний — это рост. Движения не только могут расти, они обязаны расти! Каждая акция кампании должна превосходить предыдущие, продолжая подавать надежду на то, что сейчас и есть ключевой момент для вмешательства. Это очень прискорбно, но, очевидно, не может быть изменено ad hoc [конкретно под этот случай — прим. ttw]. В долгосрочной перспективе единственное, что может помочь, — это постоянное создание социальных локаций для сопротивления и личный [sic] отказ от участия в кампаниях. Только таким образом можно реорганизовать сопротивление после того, как цикл движения прервался, и добиться длительного эффекта, как это было достигнуто в Вендланде.»1

«Что если значительная часть населения до сих пор считает штурм электростанции, работающей на буром угле, более скандальным, чем само ее существование?» — спрашивает журнал Arranca в выпуске №53. Они резюмируют, что акции Ende-Gelände «для одних являются выражением массовой воинственности, а для других — мирной массовой акцией неповиновения. Форма акции соответствует различным субъективным состояниям сознания и расширяет их, не делая вопрос о воинственности центральным».

Фото с акции, в ходе которой были перекрыты автобаны по всей Германии.

Саботаж

Милитант-активист_ки часто передают свои теоретические выкладки и методики через письма, в которых берут на себя ответственность. Поскольку они стараются оставаться анонимными из-за высокого риска репрессий, то стремятся выражать свои мнения в медиа через сами акции и письменные заявления. Следующие за нападениями активисто_к многочисленные эмоциональные дискуссии показывают, что эти действия — помимо неоспоримого вмешательства в нормальную работу открытых угольных шахт — могут сделать, по крайней мере, еще одну вещь: разжечь споры.

13 апреля 2016 года газета Aachener Zeitung сообщила об акте саботажа работы линии электропередач, по которой подается электроэнергия в карьер Инден. С помощью угловой шлифовально-обрезной машины столб был распилен прямо над фундаментом.

На сайте linksunten.indymedia появилось заявление о взятии ответственности, в котором, в частности, говорится следующее:

«Сегодня ночью с 11.04.16 на 12.04.16 я попытался отключить свет на карьере Инден. Чтобы выразить свой гнев по поводу продолжающейся добычи бурого угля и репрессий против людей, которые выступают против этого, я начал валить столб линии электропередач между Фронховеном и электростанцией Вайсвайлер. Это опора линии, снабжающей открытый карьер электричеством, тем самым делая возможной его работу. Хотя в настоящее время опора еще стоит, она повреждена настолько, что RWE, вероятно, придется самостоятельно ее переносить. Я осознавал риск для себя, но считаю, что необходимо принимать радикальные меры в борьбе за лучший мир…

Чтобы достичь его, мы должны перестать мыслить категориями хорошего и плохого сопротивления и быть солидарными друг с другом. Cопротивление против cухих хранилищ отработанного ядерного топлива смогло быть настолько успешным только потому, что боевые и мирные действия дополняли друг друга. Меняйте поставщика электроэнергии! Захватывайте дома, офисы и экскаваторы! Блокируйте подъездные пути и рабочие процессы! Рубите столбы электропередач вместо деревьев! То, что я первый осмелился попробовать, вы сами могли сделать уже давно!»

Принадлежащий компании RWE автомобиль, сгоревший в Рейнланде.

Всего через несколько дней, 25 апреля 2016 года, на Хамбахском карьере совершили еще одно подрывное действие. Газета Aachener Zeitung написала в тот день, что это был беспрецедентный акт саботажа. Пожар под кабельным мостом привел к короткому замыканию и тем самым временно парализовал работу всего карьера, включая главный угольный экскаватор. И снова последовало признание:

«Мы делаем заявление как те, кто осуществил аварию на буроугольной шахте в Хамбахе утром в прошлое воскресенье, 24 апреля 2016 года. В качестве цели нашей атаки мы выбрали открытые подземные кабели между угольным бункером и пунктом слияния конвейеров. Все экскаваторы, распределители и конвейеры подключены к этим кабелям. Кабели идут от подстанции на западной окраине шахты возле Оберзьера, где происходит преобразование напряжения с 280 кВ до 30 кВ, к пункту слияния конвейерных лент по стальным лесам на высоте примерно 20-200 см. Их толщина, включая изоляцию, составляла около 10 см. Чтобы быть уверенными, что воздействие будет оказано на максимальное количество кабелей, мы налили огромное количество бензина под кабели и подожгли его. Рядом с местом пожара не было никаких зданий или оборудования, на которые мог бы распространиться огонь. Людей там тоже не было. Перебои электричества сопровождались яркими вспышками, которые были видны по всему карьеру. Они были вызваны разрядами от силовых кабелей, чья изоляция проплавлялась. Наша акция направлена не только против RWE, но и против сложившегося положения вещей. Радикальное сопротивление необходимо в мире, где интересы капитала стоят на первом плане, а аппарат власти безжалостно навязывает свои недальновидные интересы вопреки всякому голосу разума, а также вопреки голосам человека и природы. Мы хотим выступить против этой системы с четким ›НЕТ‹. Это первый шаг к тому, чтобы в какой-то момент опрокинуть эти властные отношения.[…]

Попытка посредничества между RWE и буроугольным сопротивлением обнажает властные отношения в игре. Попытка примирения состояла в том, чтобы попросить сопротивление быть менее радикальными, менее ›злыми‹ по отношению к RWE. Другими словами: ›сопротивление не должно препятствовать‹ существованию RWE и должно принять его разрушительную деятельность как данность. То есть авторитарное, легитимированное господством насилие приемлемо (а чем еще является добыча и переработка угля в электроэнергию?), а сопротивляющееся ему повстанческое насилие — нелегитимно. Результатом может быть только гарантия дальнейшего существования RWE в каком-то виде. У такого исхода теперь есть сторонники среди сопротивления. Той его части, которая позволила включить себя в арбитражный процесс. Сопротивление разделено на более отстраненных и более вовлеченных людей и на тех, кто не отказался от нелегитимных действий и изолировался. И если кто-то утверждает, что та или иная акция повредит сопротивлению, это говорит о том, что они принимают провластное разделение сопротивления на хорошее и плохое. Плохое — то, что причиняет урон, действительно создает препятствия и является эффективным.

Kölner Stadt-Anzeiger пишет: ›Поджоги, насилие над людьми, захват экскаваторов и бессмысленное разрушение технических сооружений с целью парализовать работу карьеров и электростанций — жестокость преступных действий растет.‹ В то же время захваты, поджоги и блокады не бессмысленны, а вполне исправно останавливают разрушительное безумие RWE. Что вредит сопротивлению, так это заискивание перед правящей властью и ее медиа, которые стремятся рассказать нам, что такое добро и зло. Мы должны прислушиваться к своей совести и разуму, а не к медиа. Своей акцией мы доказали, что умная и осторожная борьба, с умеренным и оправданным уровнем опасности для себя, может положить конец функционированию RWE. Наша акция могла быть проведена любой небольшой группой. Не требовалось никаких специальных навыков, знаний или особого доступа. Вся необходимая информация находится в открытом доступе.

За радикальное, решительное и прямое сопротивление! За мир, который не будет разрушен ради интересов капитала!»

Последний акт нашел подражателей год спустя, согласно сообщениям indymedia:

«24.12.2017 мы подожгли кабели, снабжающие электроэнергией Хамбахский карьер. Таким образом по крайней мере часть работы огромных машин там была остановлена. В данном случае кабели находились в пункте наблюдения на карьере (тем, что следует за Terra Nova).

Остановим добычу угля! Желаем RWE веселого кризиса и счастливого нового страха!»

На сайте Хамбахского лесного хозяйства разгорелась дискуссия:

«Законно? Я считаю, что средства должны быть выбраны максимально адекватно. Зачем бить кого-то в конфликте, если можно обойтись разговором? Зачем убивать агрессора, если его/ее можно вывести из строя одним ударом? Я не могу заранее определить, какой эффект окажут акты саботажа на движение сопротивления. Саботирующие, конечно, тоже не могут. Но у них хватило смелости попробовать, и за это я им благодарен. Потому что для того, чтобы остановить открытые шахты, переговоры предпринимались уже давно. Безуспешно. Предпринимались обращения в суд. Безуспешно. Образование, демонстрации, цепи огней, человеческие цепи. Хотя остановить разрушение своими силами было невозможно. Гражданское неповиновение, захваты, блокады. Может быть, что-то и сдвинулось с места. Но изменение климата и его разрушительные последствия продолжаются. Не наблюдается даже снижения выбросов.

Более того, для участвующих в акциях гражданского неповиновения людей цена повышается. Гражданские иски и иски о возмещении ущерба призваны заставить активистов молчать, угрожая финансовым разорением или тюремным заключением. Те, кто избегает этого, оставаясь анонимными, отказываясь сообщать полиции свои личные данные и отпечатки пальцев, подвергаются жестокому обращению в полицейских участках или произвольному задержанию вблизи мест проведения акций и заключению в тюрьму на несколько часов. Поэтому необходимы действия, которые срывают или парализуют операции и в которых действующие лица не попадают в руки полиции и службы безопасности».

Воинственные действия также обсуждались на Climate Camp 2016. В туалетах была вывешена газета климатического лагеря, в которой говорилось следующее:

«Акции, которые обходятся без воинственной эстетики огня и разрушения полицейских машин, могут ›столь же эффективно блокировать работу предприятий‹, согласно ›Консенсусу действий‹. В такой формулировке кажется, что ›эффективность‹ сама по себе является наиболее значимым критерием для оценки действий. Мы так не считаем, но утверждаем, что необходимо оценивать не только эффективность (но и риски, коммуникабельность, установление связей и т.д.). Однако, даже если просчитать эффективность, вышеприведенная цитата кажется нам просто неверной, учитывая сбои в работе и ущерб, причиненный в последние месяцы, например, в результате поджогов (включая, по крайней мере, частичную остановку карьера на несколько дней). Конечно, из этого не следует, что мирные оцепления вообще не являются полезными. Если оценивать их только по тому, насколько эффективно они останавливают работу, они действительно менее результативны. Но на других уровнях у них есть важные эффекты, такие как установление связей, общественная симпатия и т.д.».

«Против Фолька и против Вагена». Протест «Блок Фольксваген».

Устойчивость и непрерывность

Защитни_цы обрели общенациональную известность летом и осенью 2018 года, но захваты в этом лесу начали происходить еще с апреля 2012 года. В то время активисты могли легко пробираться туда и обратно, поскольку захваченный участок находился в непосредственной близости от выезда на шоссе. Сегодня шоссе из Кельна в Аахен проходит южнее, его перенесли на несколько километров из-за разработки карьера.

В ноябре 2012 года полиция провела первую крупную операцию выселения в захваченном лесу. Потребовалось четыре дня, чтобы вывести одного из сквоттеров из подземного туннеля. С непринужденностью, которая меня восхитила, вскоре последовал призыв к повторному занятию леса, и в сентябре 2013 года начали появляться новые хижины, баррикады и дома на деревьях. В последующие годы они превратились в несколько лесных деревень. На некоторых перекрестках вдоль троп, проходящих через оставшиеся участки леса, стоят указатели. Можно отправиться в «Дубовый город» или «Буковый город», узнать направление к «Лориэну» или путь обратно на луг. На стрелке, указывающей на лунный безжизненный ландшафт карьера и шахты, написано «Мордор».

Спросив в Хамбахском лесу об Ende Gelände, мы можем получить ответ, что Ende Gelände появляется только раз в год, привлекая внимание медиа к теме добычи бурого угля и оставляя активистов на деревьях на зиму одних. Мы также можем услышать, что люди, участвующие в акциях Ende Gelände, не учатся проводить акции в малых группах, потому что они привыкли блокировать инфраструктуру, просто следуя за несколькими лидерами.

Это, безусловно, одна сторона медали. Но все же не всем участникам массовых протестов комфортно просто потреблять составленные за закрытыми дверями планы нескольких функционеров. Благодаря таким группам, как Zucker im Tank(«Сахар в баке»), которые предлагают обмен навыками в лагерях Ende Gelände, развиваются связи между Ende Gelände и самоорганизованными группами. Anti-Kohle-Kids («Антиугольные дети»), которые используют лозунг «Давайте создадим положительную коннотацию для аббревиатуры AKK» (те же буквы — в имени бывшей главы немецкой консервативной партии CDU Аннегрет Крамп-Карренбауэр, ее часто называют просто AKK), устанавливают связи между Fridays for Future и Ende Gelände. И последнее, но не менее важное: экскурсии по Хамби, которые устраивает лесной проводник Михаэль Цобель, познакомили тысячи посетител_ниц с лесными захватами. В одном предложении он объяснял уникальность леса, а в следующем — назначение домов на деревьях.

Но, конечно, во всех этих группах можно найти людей, которые также верят в государственные решения. Некоторые из пресс-секретарей Fridays for Future Германия участвуют в молодежном крыле Партии зеленых, бывший пресс-секретарь Ende Gelände сейчас баллотируется в Бундестаг [нижняя палата немецкого парламента — прим. ttw]. Некоторые из этих людей, возможно, стремятся продвинуть свою личную карьеру из эгоистических соображений, другие, вероятно, наивны.

Внутри дома на дереве Rødgrød во Фленсбурге.

О чем все это на самом деле

Но движение за захват и защиту лесов — это нечто большее, чем попытка повлиять на решения, которые принимают политики в высоких кабинетах. В условиях капиталистической реальности мы вынуждены оптимизировать каждую грань нашей личности. Это делает все более привлекательными места, где мы можем попробовать совершенно иной способ существования. Где не имеет значения ни наличие ученой степени, ни место рождения. Где мы можем вырабатывать новые способы принятия решений. Делиться, а не беспрестанно соревноваться. Осмелиться жить открыто и квирно [анг. as kinky queers — прим. ttw], попробовать стрэйтэдж, встречать прекрасных людей и участвовать в увлекательных дебатах. Начать хотя бы мечтать о лучшем будущем. И не бояться выслушать честный ответ на вопрос «Как ты?».

И хотя опыт участия в движении захвата и защиты лесов в основном ассоциируется с интенсивным переживанием полицейского произвола, невозможно стереть воспоминания о прекрасных моментах. Эти воспоминания — распространяющиеся семена. Некоторые из них, возможно, никогда не прорастут, другие сразу принесут плоды, третьи же взойдут со временем.

В 1980 году, когда активист_ки антиядерного движения осуществили захват под названием «свободная республика Вендланд», они вывесили баннер, провозглашающий «Turm und Dorf könnt ihr zerstören, aber nicht die Kraft, die es schuf» — «Вы можете разрушить нашу башню и деревню, но не силу, которая их создала».

Ende Gelände.

Инновации: Тактика и стратегия

В заключение давайте выделим некоторые стратегические решения, которые укрепили движение.

Принуждение полиции к выселению: Если на захваченном участке осталось очень мало людей, и вы не можете продолжать, возможно имеет смысл спровоцировать выселение. Если вы уйдете самостоятельно, это может ощущаться большим поражением, чем если вас заставят. В прошлом для этой цели достаточно эффективно служило расширение территории захвата: с деревьев — к захвату самого участка строительства.

Отказ от идентификации движения как ненасильственного: Сосредоточившись на блокадах угольной инфраструктуры с низким порогом входа, Ende Gelände сознательно никогда не использовали термин «ненасилие». Вместо этого их планы состояли в том, чтобы пригласить тех, кому комфортен их подход. Поиск компромисса между различными группами, вовлеченными в сеть, позволил очень разным игрокам кооперироваться.

Отказ ограничиваться несколькими требованиями: На сайте захвата Хамби большинство статей явно обозначены как мнение некоторых участников, иногда между разными авторами ведутся дискуссии в интернете. Кроме того, многие барриос (различные районы на захваченной территории) — а иногда и отдельные дома на деревьях — ведут свои собственные аккаунты в социальных сетях. В движении отсутствует понятие штаба.

Отказ предоставлять свое удостоверение личности полицейским и суду: Впервые эту стратегию использовали во время протестов Ende Gelände и вокруг Хамби для защиты иностранных граждан, присоединяющихся к борьбе. Это, конечно, палка о двух концах: те, кто отказывается предоставить свое удостоверение личности, рискуют оказаться под арестом до суда, у них с большей вероятностью возьмут отпечатки пальцев. Тем не менее, эта стратегия успешно отбила у государства желание выдвигать обвинения против большого количества активисто_к. Всегда есть вероятность, что полиция не станет задерживать сотни активисто_к надолго. Именно благодаря возможности избежать проверки документов многие люди и присоединяются к массовым протестам, принимая риски.

После нескольких лет экспериментов участни_ц с отказом предоставлять свои удостоверения личности, некоторые долгосрочные последствия стали более очевидными. Те люди, которых узнает полиция, иногда оказываются в суде в изоляции, потому что другие члены их бывших аффинити-групп боятся, что у них проверят удостоверения личности и тоже будут преследовать. Люди живут в страхе, что их случайно узнают где-нибудь еще. Общение между активистами и группами становится более сложным, так как люди часто меняют имена, что усложняет построение долгосрочных отношений и кооперации.

От лесов до заводов: В 2018 и 2019 годах в рамках движения активно обсуждался вопрос транспорта. Некоторые люди фокусировались на автомобильных выставках как потенциальных целях для акций, в то время как другие говорили о необходимости нанести удар там, где больнее всего: на производственных объектах. Одним из результатов этих дебатов стала большая блокада VW в Вольфсбурге в 2019 году.

Иногда прекращение захвата является важным шагом для стратегического осмысления борьбы. Если вы вовлечены в повседневную жизнь захвата — постоянно решаете, где достать еду, питьевую воду, строительные материалы и как вести себя с властями — может оказаться трудно сделать шаг назад и подумать о больших вопросах. Иногда лучшее, что вы можете сделать для движения, — взять несколько дней или недель перерыва, чтобы разглядеть лес за деревьями (выражение используется и в немецком языке). Имейте в виду: количество сооружений и баррикад не обязательно будет коррелировать с вниманием медиа (если это ваша цель) или «качеством» борьбы. Выселение в Хамби в 2018 году привлекло больше внимания СМИ, чем выселение в Данни в 2020 году. Иногда строительство большего количества домов на деревьях — это просто форма самообмана: то, что, казалось бы, делает захват более масштабным, в итоге может превратиться в неэффективный ритуал, если нам не удастся продвинуться дальше.

Захват во Фленсбурге.

Объявление о повторном захвате заранее: Перед выселением из Хамбахского леса осенью 2014 года, активист_ки уже объявили, что вновь займут его. Через месяц после выселения лес снова был засквотирован. Даже если вы лично не уверены, что сможете участвовать в повторном сквотировании из-за усталости, объявление о повторном захвате как о единственно возможном ответе на выселение — это очень сильное заявление. Оно приглашает людей, которые еще не были вовлечены в движение, принять в нем участие, давая движению возможность обновляться.

Доступ в интернет: Во время пандемии, когда люди не могут посещать школу или университет или их работа заменяется на «домашний офис», этим офисом может стать дом на дереве. В лесу Данненредер многие студент_ки были благодарны за надежное высокоскоростное подключение к интернету рядом с захваченной территорией или даже в домах на деревьях.

Обмен навыками: В Хамби ежегодно проводятся мероприятия по обмену навыками. Те, кто уже имеет опыт, делятся знаниями с будущими жителями-защитниками. Обмен, пока движение еще небольшое, позволяет справляться с проблемами, которые возникают, когда движение быстро растет и все заняты другими задачами.

Общие ориентиры: Побывать в одном и том же засквотированном лесу — это опорная точка для связи людей. Даже если первый захват в Хамби в 2012 году не имеет много общего с захватами в 2014, 2018 или сегодня, мы сразу чувствуем связь с людьми, когда делимся своим опытом пребывания в Хамби. Это похоже на то, как люди посещают ZAD [Zone à Défendre, Франция — прим. ttw] или Христианию в Копенгагене. Хамби тоже своего рода легенда. Это так, потому что лес настолько большой, что как только выселяли одни участки, люди занимали другие.

Инфраструктура: Открытый (и, как правило, «законный») дом рядом с захваченными территориями дает участни_цам возможность отдохнуть в теплом, сухом помещении, когда им это необходимо, а также адрес, по которому можно получать письма, место, где можно набрать питьевую воду и принять душ. Такое помещение может служить офисом с подключением к интернету и, возможно, принтером. Самоорганизованные открытые проекты могут предложить пространство, где можно рисовать баннеры, мастерить крепежные устройства или просто отдыхать, не боясь быть избитым или выселенным. Все это можно делать не солидаризируясь с более буржуазными сторонни_цами, которые могут не захотеть поддерживать акции, требующие предподготовки в помещении. Активист_ки купили дом недалеко от Хамби в то же время, когда начались первые захваты. Они открыли WAA (Мастерскую действий и альтернатив) специально в поддержку борьбы против добычи бурого угля.

Баррикады в Хамби.


Успех

Одна простая причина, по которой стоит занимать деревья, а не вступать в политические партии или старомодные НКО, — это возможность победы. Успех всегда относителен, мы можем спасти одно дерево, в то время как сотни деревьев будут вырублены. Но все же в наше время спасение дерева — это повод для гордости. Это правильный поступок в таком хищническом обществе, как наше. Это маленькая демонстрация уважения к природе — а значит, и к себе.

  1. Регион в Германии, известный десятилетиями сопротивления против атомной промышленности. В 1980 году здесь был построен и затем выселен один из самых известных лагерей протеста (Hüttendörfer , «деревня хижин»), известный как «Свободная республика Вендланд». В период с 1995 по 2011 год транспортировка высокоактивных ядерных отходов в Горлебен (Вендланд) стала вершиной антиядерного движения в Германии того времени, объединив всех — от местных фермеров до воинствующих активистов и представителей среднего класса. Одна из главных целей (предотвратить использование соляной шахты в Горлебене в качестве конечного хранилища отходов) была достигнута в сентябре 2020 года.